У меня есть бабушка, и я не имею права поступить с ней таким образом.

Но не сдаваться же?!

Мужчина остановился в двух шагах от меня и с видимым удовольствием окинул взглядом мою закутанную в простыню фигуру, а после достал из кармана телефон и протянул мне:

– Ты просила, – а после указал взглядом на стекло в моей ладони. – Обмен. Не нужно портить себя самостоятельно, с этим отлично справлюсь я.

В моей душе вновь всколыхнулась темная волна ненависти, поднимаясь из глубин к поверхности и затопляя на своем пути все другие эмоции. На плаву оставалось только болезненно-острое осознание собственного бессилия. Оно тесно переплеталось с ненавистью к этому человеку и связывало меня по рукам и ногам, выбивая остатки гордости.

Мне нужен телефон.

Я осторожно, стараясь не касаться кожи этого морального урода, взяла смартфон и разжала пальцы другой руки, выпуская из них стекло.

– Надеюсь, ты будешь умной девочкой. – И вновь эта улыбочка на губах, от чего я внутренне сходила с ума от бешенства, но ничего не могла сделать. Быстро набрав номер бабушки, я посмотрела в темные глаза мужчины, а он добавил: – Ну, давай, Ева… скажи своей родственнице о том, что тебя едва не пустили по кругу богатые уроды. Скажи, что тебя похитил один из них и держит в своем доме, собираясь трахать всеми способами, на которые хватит его фантазии. Скажи, что ты в отчаянии и не можешь выбраться, а вести себя покорно считаешь ниже собственного достоинства. Скажи это все, и мы посмотрим, что же будет. У нее ведь наверняка слабое сердце в этом возрасте? Хочешь угробить единственного родного человека?

Длинные гудки в трубке звучали для меня реквиемом по надежде. Я так верила, пока он не заговорил…

– Алло? – раздался в трубке обеспокоенный голос бабушки, когда надежда превратилась в туманную вязкую дымку.

Я сглотнула горький болезненный ком в горле и, не прекращая поединка взглядов с мужчиной, проговорила:

– Привет, ба. Это Ева.

– Евочка, девочка моя, – затараторила бабушка, захлебываясь словами. От волнения ее голос то взлетал на верхние частоты, то опускался вниз. – Как ты? На звонки не отвечаешь, пропала, я так беспокоилась! Мне даже скорую вызывали – с сердцем плохо стало.

Я сильно, до металлического привкуса крови во рту прикусила губу и, буквально выталкивая из себя ложь, ответила:

– Со мной все хорошо. Просто телефон потеряла и вот от знакомого звоню.

– А-а-а… – в голосе бабушки явно слышалось облегчение. – А я-то уж подумала! В Москве столько опасностей, что ужас. Вчера вот по телевизору смотрела передачу, так рассказывали, что нашли тело девушки спустя полгода после исчезновения. А потом еще и ты не отвечала, я так переволновалась!

– Прости, пожалуйста. Больше постараюсь тебя так не пугать. – Каким усилием воли мне далась эта фраза – один Господь Бог знает. – Ладно, бабушка, побегу я. А то скоро учебный год начнется, заниматься нужно уже сейчас, да и чужой телефон занимать не хочется.

– А как же связываться? – расстроенно спросила бабуля, и у меня вновь защемило сердце. – И что у тебя с голосом?

– Простыла немного. Ерунда. А по поводу телефона – не переживай. Я скоро новый куплю и сразу тебе позвоню.

– Может, тебе денежек выслать? У меня есть… Совсем немного, правда, но есть. Да и у Татьяны Михайловны можно занять, она всегда поможет.

Ощутив, как в сердце воткнули нож и медленно провернули, я помотала головой, но опомнившись, озвучила:

– Не нужно, я сама справлюсь.

Справлюсь…

Получится ли? Я так мечтала о том, что смогу наконец-то помогать бабушке, а сейчас?.. В плену у извращенца, голос сорван и непонятно, что делать дальше.

Быстро попрощавшись с бабушкой, я отдала телефон владельцу.

Он покрутил его в руках, убрал в карман и с усмешкой проговорил:

– Умница, девочка. – Улыбка почти сразу пропала, стоило ему зацепиться взглядом за выбитое окно и рассыпанные на полу стекла. – Но ты и правда отвратительно себя вела. А за плохое поведение нужно наказывать, Ева-а-а…

Глядя на мужчину, понимала, он не шутит. Я и раньше не обольщалась, но не осознавала в полной мере, насколько все плохо, что весь этот ужас может произойти именно со мной. Вот только это еще не конец, а лишь начало.

Но сейчас, видя его лицо так близко, ощутила, как меня, будто могильным камнем, придавило понимание, что я во власти этого человека и он может сделать со мной что угодно.

Он протянул руку вперед и практически нежно сжал мое горло. Ослабил хватку и провел пальцами по коже, а после вновь стиснул и, рывком притянув к себе, прижал к груди, пробормотав:

– Говоришь, смелая девочка? И мне не сдашься? – Теплые губы скользнули по краю уха. – Ты глупая, Ева-а-а… очень глупая и недальновидная. И слабая. А я сильный, и что самое главное – я жесткий. Я получаю все, что я хочу, а хочу я тебя.

Ублюдок отстранился, обхватывая ладонью мой подбородок, и вскинул его вверх, не позволяя опустить голову или отвести взгляд. А в его зрачках закручивался шторм… Стихия, которая практически вплотную подошла ко мне и вот-вот обрушится, сметая все на своем пути. Разрушая все на своем пути.

По губам мужчины скользнула медленная, ленивая усмешка, он подался вперед, прижимаясь ртом к моей скуле и жарко выдыхая:

– Меня накрывает всякий раз, как ты открываешь ротик, и плевать, что ты делаешь: шепчешь нежности или проклятия… мне важен сам факт. Голос, вздохи, стоны… Стони для меня.

Он подхватил меня под ягодицы и шагнул к роялю, усаживая на крышку, под которой едва слышно зазвенели струны.

Ужас поднимался из глубин существа девятым валом и тянул за собой на дно. Я глотала его темную жижу и уже не могла думать, а меня вели только инстинкты. Бежать! Освободиться и спрятаться от этого человека в самом дальнем углу, забиться в конуру, подобно побитой собаке, и даже носа не показывать.

Я рванулась в сторону, отпихивая мужчину ногами, и даже спрыгнула с инструмента, но успела сделать лишь два шага, а потом он поймал меня за руку и рывком вернул обратно, с размаху впечатывая в свое тело и лихорадочно скользя руками по коже.

Черту мы оба перешагнули в тот момент, когда я, размахнувшись, дала ему пощечину. Ладонь обожгло от удара, а голова мужчины мотнулась в сторону. Он медленно провел языком по губам и удивленно выдохнул:

– Надо же… разбила! – А после дьявольски усмехнулся и, наклонившись, впился в мои губы подобием поцелуя.

Всегда думала, что поцелуй – это акт нежности и доверия, но здесь… это было заявление прав на собственность. Железная хватка руки на горле, укус, как клеймо… Он смешивал нашу кровь и не оставлял мне выбора.

Я боролась, билась в его руках, как птица в сетке, ранила руки-крылья об острые грани его дорогих запонок на рукавах не менее дорогой рубашки.